«Лицемер — это тот, кто прикладывает к другим стандарты, которые отказывается применять к себе.»

Ноам Хомский

Где-то на юго-западе Парижа, на большой скалистой равнине омывающейся рекой Сена, расположился замок — он величественно возвышался над городом, заставляя того тонуть в его тени. Парижане часто смотрели на него с восхищением и считали его, своей местной достопримечательностью, отдавая дань уважения владельцу, славившемуся своими добрыми делами в отношении Франции. Старое здание радовало глаз и поражало красотой, но несмотря на это путь к нему был тернист: дорогу и вход скрывали могучие деревья, чья крона умело захватывала железные прутья ворот скрывая от лишних глаз, каменный забор, укрывавший его, давно покрылся мхом и незамысловатыми узорами вьюнка.

Перед высшим светом оно предстало как укреплённое сооружение со всеми атрибутами: стены с бойницами, башни и рвы. В нем располагалась тюрьма, военный арсенал и хранилась казна. Бывшие хозяева решили облагородить здание, превратить его в королевский дворец, вырубив больше окон, а холодные помещения превратили в шикарные апартаменты с каминами, к которым уводили нарядные лестницы, в результате чего из дворца средневековья вышло современное Викторианское здание. Он сохранил свою, так называемую, готическую оболочку и воспоминанием о средних веках остался лишь повреждённый рельеф.

Своими размерами здание вызывало восторг. Распространялось это на новое поколение, пока старое причитало и крестилось. По городу ходила молва о проклятье, которое погрузило владельцев сооружения в вечные мучения — каждый раз с наступлением ночи, множество тварей выходит из щелей и идут на охоту, дабы удовлетворить свои кровавые потребности.

— Это обитель нечисти Марта, и имя этой обители Мон-Сент. — наставлял взволнованный старческий голос. Скоро цикл начнётся вновь. На людей снова обрушится гнев Тени, который не оставит от нас ничего живого.

— Почему бабушка? – вопросил тонкий детский голосок. — Мама говорит, это всё сказки, которые придумали взрослые, чтобы дети не доставали жильцов замка.

— К сожалению милая, сказки основаны на яви. — вздохнула старуха, и перенесла взгляд на окна — луна ярко светила в щели домов и остановилась на них. Старческие глаза подозрительно сузились, а после расширились в страхе.

— Пора спать милая, — взволнованно произнесла женщина, поспешно вставая с кресла. Быстро зашторив окна, она подхватила ребёнка под руку и потащила в детскую. Усадив малышку на мягкую перину, старушка ринулась прикрывать окна и зеркала, не оставляя это без внимания малютки.

— Ты меня пугаешь бабушка. — произнесла девочка, потирая курносый нос.

— Марта. — обернувшись произнесла старуха. – Прошу тебя, ложись спать. И пообещай мне, если услышишь что-то подозрительное, не открывай глаз.

— Хорошо…

Дождь барабанил по занавешенным окнам. Раскаты грома походили на рёв дракона, его сверкание пыталось попасть в жилища, в надежде ослепить своей яркой вспышкой тех, кто не отправился ко сну. Лёгкое сопение слышалось в детской комнате, где тускло горела лампада, ненавязчивый скрип половиц слышался в доме.

— Марта, ты снова не потушила свет перед сном. — Послышался из-за двери старческий голос. Лёгкий стук в дверь заставил девочку пробудиться, она поднялась и кулаками протёрла заспанные глаза.

— Прости бабушка, — промямлила Марта и опустила ноги на пол. — Ты почему не заходишь?

— Так ты же дверь со своей стороны закрыла милая, я даже войти не могу, впустишь меня?

— Конечно бабуль. — Марта рысцой подбежала ко входу и распахнула дверь.

— Но бабуль, дверь была не заперта. — проговорила та, сонно поднимая глаза. Перед собой она увидела лишь непроглядную темноту, от которой рябило в глазах. — Бабуль? — Ответа не последовало. Марта ещё раз протёрла глаза и жмурясь вглядывалась в пугающую темноту. — Бабуль, мне страшно.

— Ничего милая, я здесь. — отозвался из темноты старушечий голос, я позабочусь о тебе. — Из темноты показалась чёрная, гнилая рука, под когтями которой извивались опарыши. Она потянулась к нежной детской шее, заглушая громким хрустом детский крик.

Присвоенная.

— Магнус, ты уже изучил все портреты? — произнёс тихий, вкрадчивый голос.

— Да, мой дорогой друг, я уже выбрал себе невесту, со дня на день состоится бал, на котором она будет присутствовать. Я надеюсь, что в жизни она так же хороша, как её изобразил художник. — Носителем такого мягкого старческого голоса был мужчина на вид лет шестидесяти, одетый в тёплый, домашний, плотно запахнутый халат.

— И кто она? — отхлёбывая красное вино молвил человек, стоявший спиной к собеседнику. Он внимательно всматривался в гладиаторские бои языков пламени камина, от чего его рубиновые глаза, казалось, горели адским огнём.

В помещении было довольно темно: черные шторы были глухо запахнуты и не давали лучам солнца и шанса на проникновение, но солнце заменили другие вещи — камин, лампада и свечи. Их тень мягко ложилась на бледное лицо этого странного человека и делала его скулы, острее ножа. В этом приглушенном свете его алые волосы казались багровыми, растекавшиеся кровавыми реками вдоль спины и едва захватывали лодыжки. Мягкая шёлковая ткань, рубашки, кокетливо касалась молодого тела, подчёркивая его игривую натуру, а рука, облачённая в черную перчатку, крепко сжимала бокал.

— Это леди Катрин де Сан, дочка барона, к сожалению, потерявший почти все своё состояние, и скончавшийся от протяжённой болезни. — Магнус нежным жестом коснулся холодного полотна, на котором была изображена светловолосая девушка. — Она прекрасна, да Сесилион?

В тот момент красноволосый медленно повернулся к собеседнику и устремил свой полный насмешки взгляд на портрет прекрасной девушки.

— То есть она живёт на попечительстве матушки, без отца, да ещё ставлю волосы на отсечение, в многодетной семье! — Ты не думал, что она будет ждать твоей смерти, как я жду смены власти? — На устах аристократа играла усмешка, из-за которой были видны его острые клыки, он не хотел, чтобы этот старый хрен женился, нет... — "Если он все же женится на этой недографине, которая в лучшем случае должна была сгнить в нищете, то это значительно навредит моим планам... "

— О нет мой друг, думаю она не из тех. — размеренно произнёс Магнус поглаживая «Катрин» по щеке. — Эта девушка как белый парус, который развивается над океаном, дарит людям надежду на победу, на лучшее. Я вижу это по её глазам, цвета голубой лагуны...

— Уф, Магнус, — фыркнул Сис, скривив губы и кинув на полотно полный презрения взгляд, — Ты на старости лет стал таким сентиментальным.

— Мне уже много веков друг мой, я многое повидал, многое испытал, и пойми, что за всё время пока ты живёшь, твоё сердце покроется твёрдым наростом, сквозь который будет трудно пробиться сентиментальности, а ты ещё слишком молод Сесилион, слишком глуп чтобы это понять. — Голос Старика не выражал враждебности, скорее он был усталым, ведь солнце подарило городу свет, а собеседники не расходились.

— Думаю дело не в этом Магнус, ты противоречишь сам себе. — лицо вампира оставалось прежним, но напряжение в нём читалось легко. Разговоры о возрасте не несли в себе никакого смысла, лишь раздражение и желание избавиться от этой старой груды хлама, восседавшей в кресле. Сесилион ненавидел старость во всех её проявлениях; пожилых он видел скучными ханжами предпочитавшие вместо женщин и музыки — фолианты Шекспира, потягивая вместо сухого красного — гранатовый сок.

— Твоя правда Сесилион, а теперь, прошу меня простить мой друг, мне нужно на покой. — проговорил Магнус протерев глаза кончиками пальцев. Старик сморгнул мелких мошек, образовавшихся перед глазами, а после перевёл взгляд на задумчиво смотрящего вдаль пламени Сесилиона.

— Покойся с миром Магнус. — Молвил мужчина, краем глаз следя за действиями старика.

Магнус кряхтя поднимался с сиденья и чуть пошатнулся, встав на ноги. Опираясь рукой о спинку кресла, тот тяжело выдохнул и медленно перевёл взгляд на стоящего перед ним Сесилиона. — Ты стал совсем другим мой дорогой друг, как это по-современному сейчас — переходный возраст?

— Мне пять сотен лет Магнус, я уже давно не подросток. — возмутился Сесилион крепко сжав ножку бокала. Если ты решил заняться мои воспитанием, то вынужден тебя разочаровать — уже поздно, займёшься воспитанием этой белокурой, на супружеском ложе. — выпалил тот собираясь потянуть содержимое бокала, но ощутил резкий удар по лицу. На бледном лице, куда не поступала кровь залегли тёмные тени, Сесилион приложил ладонь к щеке и озадачено взглянул на старика.

— Знай своё место щенок. Я не потерплю твоего самодурства в своём доме. — с виду ослабленный, дряхлый старик не производил впечатление опасного человека, но стоило тому напомнить себе самому кем он является, то стоило бежать без оглядки. — Не забывай, кому ты... — Магнус на миг осёкся, его вытаращенные глаза просканировали Сесилиона с ног до головы и остановились на перчатках. — Сними это, не будь шутом. Носить их в доме моветон.

— Я понял тебя Магнус. — сдавленно произнёс красноволосый и стыдливо убрал руки за спину. — Иди отдохни, вероятно так на тебя действует вставшее солнце.

— Надеюсь мы поняли друг друга. — молвил старик, тыкнув пальцем в молодую грудь.

— Безусловно. — улыбнулся Сесилион сквозь зубы и вперил взгляд в удаляющуюся спину. — Непременно…

Как только тот ушёл, Сесилион ринулся к столу, на котором лежал портрет, прикрытый бархатной салфеткой, отбросив ткань на пол и подняв лик над головой, он внимательно разглядывал каждую деталь: пшеничные, белые волосы, с плетением от макушки и переходящие в три красивые косы уходящие за пределы груди. Вздёрнутый нос, розовые щёки с остатками детской припухлости и налившиеся розовые губы, поджатые в лёгкой улыбке. Красиво, но только наполненные холодом голубые глаза встретились с пылкостью очей смотрящего.

— Не смотри так на меня Катрин, видится мне, что ты и сама не рада предстоящему рандеву. В этом мы с тобой похожи, из всех сил я постараюсь сделать так, что эту встречу ты запомнишь навсегда, навек позабыв дорогу в мой дом. — Слова едким комом казалось, впечатались в картину. Тонкие пальцы перчаток вновь накрыли лицо раздражающей его особы и сомкнулись в замок на груди. В такой тишине было слышно только потрескивание камина и урчание живота Сесилиона. — «Чёрт, нужно дождаться вечера. Не нравится мне новое вегетарианское увлечение Магнуса, может поймать лань в лесу? Давно я туда не наведывался». На этой ноте, бледнолицый потянулся, хруст суставов и широкий зевок навеяли сон.

Его ноги мягко ступали по каменной лестнице обители, немного проваливаясь в ковёр, заключавший его стопы в свои объятия. Конечно, так сказалась усталость и выпитый алкоголь, потому минуя резные балки, отделанные мрамором, мужчина двигался в свою часть владения. Когда тот зашёл в свою комнату, убранство которой было по последнему писку моды, плюхнулся на мягкий стул у своего туалета. Он аккуратно снял свои перчатки, обнажая ладони черного цвета, что было очень странным сочетанием с его бледной кожей. Данный изъян тот тщательно скрывал от окружения, а также изворотливо уходил от неудобных вопросов по поводу мании к аксессуару. Его пальцы ловко расчесали копну красных волос и так же ловко заплели их в косу. Он вглядывался в своё отражение, провёл рукой по щеке, куда пришёлся удар Магнуса, вероятно, старик рассчитывал отрезвить своего собеседника, но вышло нечто иное, терпение было на исходе, казалось, что иссохшее сердце пропустило удар, это не могло не насторожить. Настроение в замке менялось, пахло надвигающейся бурей…

Пробуждение.

Весенний вечер — нечто прекрасное и волшебное. Остатки постепенно сходящего снега образуются в мелкие ручейки, орошая пробившиеся цветы и пучки травы. С деревьев стекает немного росы, которой не успеют полакомиться жаворонки. Солнце продолжало обогревать свои владения, но без особого энтузиазма, стайка пролетающих птиц громко гаркнула, оповещая о холодной ночи. Мужчина, что вышел на прогулку — глубоко вдохнул чистый воздух, ступая на холодную землю. Его ноги вели прямиком в лес, в излюбленное место творцов — Роща. Красивый могучий лес, хранящий в себе множество тайн, имеет свойство стать твоим другом, врагом или последним пристанищем. Легко поправив на ходу своё черное пальто, Сесилион высматривал жертву, но кроме мелкой дичи пока что ничего не пробегало.

— Стряпня кухарок, так приедается, – хмыкнув рассуждал мужчина, кладя руку на ствол дерева, — и хочется чего-то нового.

В поисках пищи, красноволосый почти вышел за свою территорию, но отличающийся от всех шелестящий звук дошёл до его острых ушей, заставив их кончики смешно дёрнутся. Мужчина резко повернул голову и встретился взглядом с ланью, которая прожигающе смотрела на него черными глазами — это было самой глупой ошибкой с её стороны. Мгновение и её воля была подавлена гипнозом, животное потеряло силу действий — сейчас оно походило на статую, только вот сердце у неё бешено колотилось.

— Не бойся дорогая, — прошипел Сис подходя к добыче медленно, с вытянутой рукой. — Будет не больно. — резко сменившимся тоном произнёс тот, сверкая алыми глазами. — Само животное не видело ничего, кроме этих ужасных красных глаз, надвигающихся на неё из мрака. Мужчина аккуратно погладил шерсть лани и легко нащупал пульсирующую артерию. Припав губами к шее, он вкусил этот сладко-горький напиток, оставляющий «лесное» послевкусие.

— Теперь понятно почему люди любят стейки с кровью. — Но что-то подозрительное, заставило мужчину отстраниться от жертвы. — Мне показалось, или это было женское платье вдали?